Полтора года назад было так:
«Постановка была ужасной,» — так заканчиваются «Старые Мастера» Бернхарда.
Мы все хотим праздника искусства, того невероятного заряда, которое дает тебе хороший театр и филармония. Если очень хотеть, то и Петер Штайн тут не помеха. Но давайте посмотрим на постановку трезво, без эмоций.
Голоса. Ну ладно. Слышали лучше, слышали хуже. Я, как отечественный поклонник оперы, последние 10 лет жалею, что живу не в Питере. После окончания ремонта Большого театра, стал жалеть об этом еще чаще. Предвкушая вопрос) Из ныне живущих наших артистов оперы в роли Радамеса мне нравится Амонов из Мариинки.
Штейн говорил, что в Аиде главное — не пышные декорации, а чувства, любовная история. Я бы сказал, что главное в Аиде — это глубинные противоречия каждого из участников «треугольника»; и успех и неуспех «Аиды» зависит всецело от умения показать трех людей, которых разрывают любовь и обстоятельства.
С этим сложности с первых минут. Celeste Aida практически вначале. Очень сильная ария, где нужно показать невероятную гамму чувств Радамеса. Перед нами мощный полководец, которого терзают не военные думы, а то, что он начинает осознавать свою фатальную любовь к Аиде. И эту историю языком оперного голоса можно раскрыть так, что сам зритель будет как на иголках. Я слышал у Николая Ерохина такое исполнение, как будто его Рамадес купил краковскую и, неся ее домой, понял, что на самом деле хочет любительскую. Русский лирический тенор, русское bel canto, где главное отличие — глубокая драматическая проработка роли, — ничего этого не было. Я не услышал ни полководца, ни человека, разрываемого любовью.
Желаемый градус переживаний я услышал только у Амнерис, только ей я поверил.
Все происходящее напоминает научную фантастику конца пятидесятых или начала шестидесятых. Все эти яйцевидные головы, пластиковые мечи, костюмы доспехов и так далее.
Фараон выглядит как византийский вампир. У эфиопов почему то рыжие косички (как у народа химба, которые мажут волосы красной глиной).
Когда на Радамеса надели ленту выпускника, я понял, что на языке Штайна — это формально вхождение полководца в силу. Когда на Радамеса надели лавровый венок (в Древнем Египте то), я понял, что художники по костюму подошли к работе крайне непродуманно или просто неучи.
Танец «мальчиков-леших» могу воспринимать только как возрастную деменцию Штайна.
Размахивания флагом — пошлый и неуместный способ «замкнуть» динамику сцены на Радамеса. Можно перечислять бесконечно.
Все вместе стилистически не образует единого целого. Справедливо удаленный эпизод Звездного Пути, а не Древний Египет.
Я рад, что к 4 акту весь этот пошлый и сентиментальный китч переместился, судя по декорациям, на борт космического корабля, в одном из отсеков которого замуровали Радамеса и Аиду.
В конце Штайн весьма смущенно кланялся. Вы скажете, что скромность?
Нет, он знает, что поставил не Бог весть как. Постановка слабая и нелепая. Мне показалось, что ему немного стыдно. Но чего не сделаешь ради денег, правда, мистер Штайн?
А теперь хотите по-настоящему страшную вещь услышать? Многие люди в зале искренне радовались и восхищались. Отчасти это естественно, мы ведь за этим и ходим в театр. Но с другой стороны, радовались потому, что эта поделка на уровне провинциального ТЮЗа — событие нашей оперной жизни.
Вот и я, друзья мои, ушел из театра с чувством удовлетворения. А что, остальные то еще хуже.
